Foreign Minister Vyacheslav Molotov signs the pact. Behind him are Ribbentrop and Stalin
Public Domain

Свою задачу как министр  иностранных дел
я видел в том, чтобы как можно расширить
пределы нашего Отечества.  И кажется, мы со
Сталиным неплохо справились с этой задачей.

Вячеслав Молотов

I

Итак, как я уже писал в предыдущей статье “Как вызревала и начиналась Вторая мировая война”, реализация названного зловещего документа, подписанного 23 августа 1939 года вместе с “Советско-Германским договором о ненападении” началась 1 сентября 1939 года с нападения Германии на Польшу и присоединения к этому преступлению  Гитлера и его сообщников СССР 17-го сентября 1939 года. При этом, как известно из истории, на прекращении существования Польши, как государства, оба диктаторских (немецко-фашистский и большевистский) режима не остановились.

На столе передо мной  лежит книга известного русского поэта и публициста Феликса Чуева “Молотов. Полудержавный властелин. (М.: “ОЛМА-ПРЕСС”, 2002), в которой, на странице 19, мы читаем: “Вопрос о Прибалтике, Западной Украине, Западной Белоруссии и Бессарабии мы решили с Риббентропом в 1939 году”. И, поведав об этом Ф. Чуеву, Вячеслав Молотов пояснил: “Немцы неохотно шли на то, что мы присоединим к себе Латвию, Литву, Эстонию и Бессарабию. Когда, через год, в ноябре 1940 года, я был в Берлине, Гитлер спросил меня: “Ну хорошо, украинцев, белорусов вы объединяете вместе, ну, ладно, молдован, это ещё можно объяснить, но как вы объясните всему миру Прибалтику?” Я ему сказал: “Объясним”.

Так что, когда читаешь эти строки, во-первых, невольно думаешь: “Какая наглость: они (он и Сталин) решали судьбы целых народов не с самими народами и их правительствами, а с одним из гитлеровских головорезов – Риббентропом, которому принадлежат такие  преступные, античеловечные слова: “Евреи должны быть истреблены или сосланы в концентрационные лагеря – другого варианта не существует”. И, даже уже сидя в тюремной камере, он изрёк: “Появись в этой камере Гитлер и скажи мне “действуй”, я, как и все, кого я знаю, по-прежнему стал бы действовать”. (См. Энциклопедия Третьего Рейха. (М.: “ЛОКИД-МИФ”, 1996, с. 410).  

Во-вторых, на ум приходит мысль о сущности диктаторских режимов, являющихся, по существу, своеобразной раковой опухолью на теле человечества, и если от них не избавиться на стадии появления, то за своё попустительство им человечество очень дорого заплатит. 

* * *

И далее, как будто он спрашивал у коммунистов, а тем более у народов этих стран, В. Молотов говорит Ф. Чуеву: “Коммунисты и народы Прибалтийских государств высказались за присоединение к Советскому Союзу”. При этом, пытаясь доказать на фактах это желание народов Прибалтийских стран, сказал: “Их буржуазные лидеры приехали в Москву для переговоров, но подписать присоединение  к СССР отказывались. Что нам было делать? Я вам должен сказать по секрету, что я выполнял очень твёрдый курс. Министр иностранных дел Латвии приехал к нам в 1939 году, я ему сказал: “Обратно вы уж не вернётесь, пока не подпишете присоединение к нам”.

Из Эстонии к нам приехал военный министр, я уж забыл его фамилию, популярный был, мы ему то же сказали. На эту крайность мы должны были пойти. И выполнили, по-моему, неплохо…

Они жались туда-сюда, буржуазные правительства, конечно, не могли войти в социалистическое государство с большой охотой. А с другой стороны, международная обстановка была такова, что они должны были решать. Находились между двумя большими государствами – фашистской Германией и Советской Россией. Обстановка сложная. Поэтому они колебались, но решились. А нам нужна была Прибалтика…” (Феликс Чуев. Молотов. Полудержавный властелин, с. 19-20).

Вот так, у диктаторских режимов чисто волчий подход: “Виноват ты тем, что хочется мне кушать”.

II

Что же касается Бессарабии, то Молотов, поясняя Чуеву, сказал: “А Бессарабию  мы никогда не признавали за Румынией. Помните, она была у нас заштрихована  на карте? Так вот, когда она нам понадобилась, вызываю я этого Гэфенку, даю срок, чтоб они вывели свои войска, а мы введём свои.

Вы вызвали Гэфенку, румынского посла? – спрашивает Чуев.

Да, да, – отвечает Молотов и продолжает воспроизводить свой разговор с румынским послом: “Давайте договариваться. Мы Бессарабию никогда не признавали за вами, ну а теперь лучше договариваться, решать такие вопросы”. Он (посол – С. Ш.) сразу: “Я должен запросить правительство”. Конечно, раскис весь. “Запросите и приходите с ответом”. Пришёл потом.

– А с немцами вы обговаривали, что они не будут вам мешать с Бессарабией? – спросил Чуев.

– Когда Риббентроп приезжал, мы иногда договорились. Попутно мы говорили непосредственно с Румынией, там контактировали.

Гитлер им сказал: “Отдайте, я скоро верну!” (Феликс Чуев. Молотов. Полудержавный властелин, с. 22).

III

Далее, как и гласит “Секретный дополнительный протокол”, была Финляндия, кстати, переговоры с руководством которой о передаче части её территории Советскому Союзу начались с марта 1938 года. И эти, тогдашние претензии правительства СССР, можно в какой-то степени оправдать, так они диктовались стремлениями советского руководства обезопасить Ленинград, тем более что взамен территории, на которую претендовал СССР, Финляндии предлагалась другая территория, принадлежавшая СССР.

Однако после подписания с Германией названного Протокола у правительства СССР появились новые козыри, так как Финляндия вошла в зону влияния Советского Союза; поэтому руководство СССР  предъявило ей уже совершенно новые требования. И, кстати, возглавлявший в то время Совет обороны Финляндии Карл Густав фон Маннергейм, бывший в своё время царским генералом и хорошо знавший экспансионистскую политику русского правительства, унаследованную и большевистским режимом, предлагал, во имя избежания войны, пойти на какие-то уступки Советскому правительству.

Хотя, как показали дальнейшие события, такие уступки не спасли бы Финляндию от уже запланированных в СССР действий; подтверждением сказанному являлась звучавшая с августа 1939 года в исполнении Ансамбля песни и пляски Ленинградского военного округа песня братьев Покрасс на слова Анатолия Френкеля, начинавшаяся куплетом:

Сосняком по откосам кудрявится

Пограничный скупой кругозор.

Принимай нас, Суоми-красавица,

В ожерелье прозрачных озёр.

Поэтому ничем иным, как откровенной ложью, нельзя назвать слова В. Молотова, сказанные им 28 ноября 1974 года Ф. Чуеву о том, что Финляндию, мол, “пощадили” и “умно поступили, что не присоединили к себе”. (Феликс Чуев. Молотов. Полудержавный властелин, с. 21). 

Ведь не только слова приведенной песни, но и все дальнейшие действия Советского правительства тех лет свидетельствуют о том, что Финляндию ждала такая же участь, как и Прибалтийские республики.

Дело стало лишь за поводом, то есть за провокацией, которой тоже долго ждать не пришлось, тем более что был уже опыт совершения такой провокации новым “союзником” при недавнем нападении (1-го сентября) на Польшу. 26 ноября 1939 года произошли “выстрелы в Майнила”, а вечером того же дня В. Молотов заявил послу Финляндии в Москве, что с финской стороны на Карельском перешейке в 15:45 был открыт артиллерийский огонь по расположению советских войск в деревне Майнила, при этом убито трое солдат и один офицер, девять человек ранены, в связи с чем он предложил: во избежание новых провокаций в дальнейшем отодвинуть финские войска от границы на 20-25 километров. 

“В ответе, который мы дали на следующий день, – пишет Маннергейм, – говорилось, что выстрелы были произведены не с финской стороны. Финские пограничники установили место, где прогремели взрывы. Оно располагалось в 800 метрах от линии границы на открытой поляне близ деревни Майнила. Одновременно они с помощью линий, проведенных от трёх наблюдательных пунктов, определии, что выстрелы были произведены с юго-восточного направления с расстояния 1,5-2 километра от места разрывов снарядов, то есть со стороны России. Данные наблюдения пограничники занесли в журнал…” (Карл Густав Маннергейм. Мемуары. М.: “Вагриус”, 2006, с. 256).

Безусловно, что в Москве уже никто никаких объяснений не собирался слушать. 29 ноября 1939 года было совершено нападение на финских пограничников, а утром 30 ноября превосходящие силы советских войск приступили к операции на суше, на море и в воздухе. Так началась Советско-Финская война 1939-1940 годов, которую один из её участников, советский поэт Александр Твардовский, назвал “незнаменитой”.

* * *

При этом напомним, что ещё 1-го декабря 1939 года в СССР было создано так называемое “Народное правительство демократической республики Финляндии” во главе с одним из основателей Коммунистической партии Финляндии, работавшим в то время секретарём ИККИ Отто Вильгельмовичем Куусиненом, при этом оно тут же обратилось к финскому народу со специальным заявлением. А на следующий день в информационном сообщении Советское правительство заявило о просьбе куусиненского правительства оказать ему соответствующую помощь, а также о том, что, дескать, Финляндия и СССР  уже заключили такой договор и что теперь финны воссоединятся со своими собратьями по племени – карелами для образования единого государства.

“Естественно, – пишет Маннергейм об этой очередной авантюре большевистских вождей, – никто серьёзно не воспринял заявление “народного правительства”, и листовки, которые вместе с бомбами сбрасывались над столицей и обещали”испытывающему голод народу Финляндии хлеб”, не могли вызвать ничего другого, кроме смеха. По сути, эта пропаганда только укрепляла наш внутренний фронт, так как этот сталинско-молотовский ход недвусмысленно говорил о том, что “Москва планирует поглотить Финляндию”; поэтому, констатирует далее Маннергейм, “весь финский народ теперь осознал, что единственной возможностью спасения является полное единение для продолжения борьбы”. (Карл Густав Маннергейм. Мемуары, с. 259).

На призыв законного правительства Финляндии, возглавляемого с 1-го декабря 1939 года бывшим директором Банка Ристо Хейкки Рюти, откликнулось почти всё население страны, независимо от профессии и занятости.

Таким образом, вместо ожидаемой тёплой встречи “Суоми-красавицы в ожерелье прозрачных озёр” Красная Армия наткнулась на шквал огня и к 12 декабря смогла лишь преодолеть полосу обеспечения, прикрывающую главную часть “линии Маннергейма”, сооружённой в 1938-1939 годах в связи с надвигающейся опасностью. А тем временем усилились и морозы.

“Страшные морозы, – пишет в своей книге “В орбите войны 1939-1945″, советский журналист Даниил Краминов, работавший в то время в Швеции, но освещавший события Советско-Финской войны, – … дополнились скоро буйными многодневными метелями. Техника, какой располагали наступавшие, оказалась скованной: замерзало… даже специально приготовленное, но рассчитанное на меньшие холода, горючее. Лыжные части финской армии вышли на коммуникации далеко продвинувшихся колонн и в нескольких случаях перерезали их. Наступавшие советские войска заняли круговую оборону, мелкие части или группы солдат были или уничтожены  финскими лыжниками, либо взяты в плен”. (Даниил Краминов. В орбите войны 1939-1945. М.: “Советская Россия”, 1980, с. 94-95).

Значительные потери несла Красная Армия в живой силе и от метких финских снайперов, многие из которых вели стрельбу, сидя на деревьях, из-за чего получили название “кукушек”. Скажем, один только Симо Хяюхя, бывший фермер, откликнувшийся на призыв правительства и ставший снайпером, сделал 505 прямых попаданий, в связи с чем стал лучшим снайпером всех времён и народов, прозванного “Белая Смерть”.

Так что только после большого подкрепления и переформирования командования, а также приобретения определённого опыта ведения военных действий в зимних условиях на территории лесисто-болотистой местности, в начале второй декады февраля 1940 года началось развёрнутое наступление Красной Армии, вынудившее правительство Финляндии пойти на заключение мирного договора. Этого и желало советское руководство, стремясь выйти из затянувшейся, вопреки его намерениям, и, по существу, позорной для него войны, при этом не вспоминая уже о марионеточном правительстве О. Куусинена.

Поэтому В. Молотов в одной из бесед с Чуевым сказал: “В истории Второй мировой войны” зря опубликовали фотографию с Куусиненом. Ни к чему. Подписали договор с Финляндией, когда Куусинен был в Москве. Из этого ничего не вышло, чего ж вылезать с этой фотографией? Есть другие подходящие фотографии, можно было дать…

(На снимке изображены Сталин, Ворошилов, Жданов, Молотов. За столом сидит Куусинен, подписывающий договор.) (Феликс Чуев. Молотов. Полудержавный властелин, с. 21).

* * *

Мирный договор между СССР и Финляндией был подписан 13 марта 1940 года. В результате той войны Финляндия потеряла 11% своей территории, и вынуждена была переселить в глубь страны 450 тысяч населения, но зато отстояла свою независимость.

Что же касается Советского Союза, то одержанная им победа в той 105- дневной войне стоила ему немалых жертв. Согласно двухтомнику “История России. ХХ век”, СССР потерял около 150 тысяч убитыми и умершими от ран против 19 576 человек потерь Финляндией; соответственно, пропавшими без вести – 17 тысяч и 4 101; взятыми в плен – около 6 тысяч и менее 1 тысячи человек. Кроме того, 325 тысяч советских солдат были ранены, контужены и обморожены, тогда как финнов в таком состоянии оказалось 43 557 человек. СССР не досчитался 840 самолётов и 650 танков, а также около 1800 танков было подбито и около 1500 вышло из строя по техническим причинам, в то время как Финляндия потеряла только 62 самолёта. К названным потерям добавим, что в результате той войны СССР утратил в глазах мира, включая “союзницу” Германию, свой престиж мощной державы; и это, несомненно, тоже подтолкнуло Адольфа Гитлера ускорить разработку плана “Барбаросса”- плана нападения на СССР.

Семён Шарецкий
доктор экономических наук, профессор, член-корреспондент ВАСХНИЛ, председатель Верховного Совета Р.Б. 13 созыва