Известно, что 22 июня отмечается как день начала Великой Отечественной войны советского народа против нацистской Германии, ставшей самым значимым эпизодом Второй мировой войны, начавшейся 1 сентября 1939 года и длившейся шесть лет, при этом, естественно, принёсшей человечеству неисчислимые бедствия. В числе погибших во время защиты нашей, тогда великой страны – Советского Союза – от немецко-нацистских оккупантов был и мой отец, в связи с чем мне в детстве пришлось сполна испытать горький вкус сиротского хлеба. Уже даже поэтому я считаю своим долгом возвратиться к названной теме и показать виновных в гибели миллионов людей и обрёкших ещё большее их количество на неимоверные страдания, тем более что, спустя десятилетия после одной из величайших трагедий ХХ века, опять появился “фюрер”, повторяющий преступление виновников развязывания Второй мировой войны.
Именно из-за него, потерявшего всякое здравомыслие от долголетнего пребывания в президентском кресле, и преданного ему окружения в настоящее время в Европе льётся кровь, опять сотни тысяч убитых украинцев и россиян, множество оплакивающих своих погибших сыновей матерей и рыдающих вдов, а также осиротевших детей; тысячи испепелённых украинских селений. Поэтому у Юрия Швеца были все основания назвать “путинизм” “фашизмом ХХI века”.
При этом, как ни странно, в этой преступной компании путинистов находится и патриарх Московский и всея Руси Кирилл, который, вопреки одной из основных библейских заповедей – “не убей”, благословляет убийц, даря им иконы, причащая их и желая им здоровья и жизни до скончания века.
I
Итак, в ходе и в результате последствий Первой мировой войны в Европе появились три диктаторских режима: большевистский, фашистский и нацистский, которые по природе своего внутреннего диктаторского содержания не могли долго существовать в границах своих государств – задохнулись бы в своих “отходах” –, и поэтому уже в начале своего появления ставили в качестве основной цели – завоевание мирового господства.
Первым на свет появился большевистский диктаторский режим. Дело в том, что затягивание на несколько лет Первой мировой войны, особенно болезненно отражалось на Российской империи и привело в 1917 году не только к Февральской буржуазно-демократической революции, так и не покончившей с войной, но и к совершению в октябре большевиками государственного переворота и захвату власти. При этом они (большевики) тут же попытались разжечь пожар мировой коммунистической революции и создать Союз Советских Социалистических республик в мировом масштабе.
Созданный в марте 1919 года по инициативе вождя большевизма Владимира Ленина Коммунистический Интернационал был не чем иным, как штабом, предназначенным для подготовки и организации переворотов в других странах. “Конечной целью, к которой стремится Коммунистический Интернационал, – говорилось в его программе, – является замена мирового капиталистического хозяйства мировой системой коммунизма”. (Коммунистический Интернационал в документах. М.: Политиздат, 1933, с. 14).
Для осуществления первоочередных переворотов были избраны страны, как и Российская империя, наиболее ослабленные войной: потерпевшая поражение Германия, тем более, что в ней уже было родственное российским большевикам экстремистское крыло социал-демократии – группа “Спартак” – во главе с Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом; Венгрия, образовавшаяся в результате распада союзницы Германии – Австро-Венгерской империи; восстановившая свою государственность Польша, а также Италия, хотя и относившаяся к странам-победительницам в прошедшей войне, но обделённая Версальским мирным договором 1919 года и поэтому считавшая его диктатом по отношению к себе со стороны главных стран-победительниц – Англии и Франции.
Однако, поскольку уже с первых дней своего существования большевистско-коммунистический режим в России показал своё агрессивное диктаторское лицо и стал в глазах мировой общественности своеобразным “пугалом”, то все его попытки спровоцировать с помощью Коммунистического Интернационала перевороты в названных странах закончились. И в качестве ответной реакции на них установились тоже диктаторские режимы, но совершенно другой, антикоммунистической, направленности: в Польше – режима, возглавляемого Юзефом Пилсудским, в Венгрии – режима Миклоша Хорти, в Италии – фашистского режима во главе с Бенито Муссолини. Поэтому у самого дальновидного, на наш взгляд, политика ХХ века Уинстона Черчилля были все основания сказать, например, о фашизме Италии, что он “стал тенью или уродливым ребёнком коммунизма”.
Ещё 16 ноября 1919 года в своём предвыборном манифесте Б. Муссолини заявил, в числе других программных пунктов, о том, что он ратует за “расширение и утверждение Италии в мире”. А придя в 1922 году к власти, Муссолини получил и возможность попытаться осуществить свою мечту. В написанной в 1932 году для “Энциклопедии Италиана” статье “Фашизм. Доктрина” он утверждал, что фашизм “не верит ни в возможность, ни в пользу вечного мира. Он отвергает пацифизм, прикрывающий собой бегство от борьбы и трусость перед необходимостью жертвы. Только война даёт максимальный выход человеческой энергии и ставит печать благородства на тех, кто имел мужество бросить ей вызов”. (См. Джаспер Ридли. Муссолини. М.: ООО “Фирма”, 1999, с. 281).
Но наиболее агрессивной по своим замыслам была, конечно, Национал-социалистическая рабочая партия Германии, страны, потерявшей в результате проигранной войны не только колонии, но и часть бывшей “своей” территории. Более того, Германия была подвергнута странами-победительницами экономическому ограблению путём выплаты им репараций, а также моральному унижению. Поэтому, как это бывает в таких случаях, большинство немцев были обозлены и ждали вождя, способного избавить их от непосильного экономического бремени, а нацию, веками воспитывавшуюся в гордыне, – от морального унижения. И такой вождь появился – Адольф Гитлер, возглавивший названную партию.
В законченной им в 1925 году книге “Майн кампф” (“Моя борьба”), определяя политику своей партии, А. Гитлер писал: “Немецкая Австрия во чтобы ни стало должна вернуться в лоно великой германской метрополии… Одна кровь – одно государство! До тех пор, пока немецкий народ не объединит всех своих сынов в рамках одного государства, он не имеет морального права стремиться к колониальным расширениям. Лишь после того, как немецкое государство включит в рамках своих границ последнего немца, лишь после того, как окажется, что такая Германия не в состоянии прокормить в достаточной мере своё население, – возникшая нужда даёт народу моральное право на приобретение чужих земель. Тогда меч начинает играть роль плуга, тогда кровавые слёзы войны орошат землю, которая должна обеспечить хлеб насущный будущим поколениям”. И далее: “Мы, национал-социалисты, совершенно сознательно ставим крест на всей немецкой иностранной политике довоенного времени. Мы хотим вернуться к тому пункту, на котором прервалось наше старое развитие 600 лет назад. Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы и определённо указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы окончательно рвём с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе”. При этом была обозначена и жертва этой зловещей политики. “Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, – подчёркивал Гитлер, – мы, конечно, можем иметь в виду, в первую очередь, только Россию и её окраинные государства, которые ей подчинены”.
Таким образом, по мнению того же У. Черчилля, названная книга А. Гитлера представляла собой “новый Коран веры и войны”. И действительно, придя в начале 1933 года к власти, Национал-социалистический вождь сразу же принялся за реализацию своих захватнических планов: обходными путями, а часто и прямо нарушая Версальский мирный договор. Он начал наращивать военную мощь Германии, и уже в начале марта 1935 года официально возвестил о создании воздушных сил страны, а на следующий день заявил и о том, что германская армия будет построена на основе обязательной воинской повинности. Более того, принятым 21 мая 1935 года законом предусматривалось усилить техническую мощь армии и подчинить её верховному руководству фюрера.
* * *
Естественно, Б. Муссолини вначале не мог приветствовать таких шагов А. Гитлера, хотя ему в общем импонировала политика нацистов по многим направлениям: подавление коммунистов и социалистов-интернационалистов, отрицание парламентаризма и враждебное отношение к либерализму. Поэтому, как и следовало ожидать, несмотря на некоторые расхождения в их тактических подходах, эти два диктаторские режима должны были, раньше или позже, стать союзниками, тем более, что их захватнические устремления направлялись в разные стороны; и это произошло в том же 1935 году.
Довольно странную политику к набиравшей военную мощь Германии проводило в 1920-е годы Советское правительство. “Уже с 1923 года, – пишет в своей книге “Секретная служба Гитлера” начальник управления шпионажа и диверсий службы безопасности СД нацистской Германии Вальтер Шелленберг, – практиковалась подготовка офицеров и велись обмены технической информацией между германским рейхсвером и Красной Армией. Кроме этого, за отдельные патенты, полученные от Германии, ей было разрешено наладить выпуск своего оружия на территории Советского Союза. В то же время именно политика Сталина поддержать германский национализм в надежде направить Германию на западную буржуазию привела к тому, что он дал указание германской компартии своим главным врагом считать не гитлеровскую национал-социалистическую, а социал-демократическую партию”. (Вальтер Шелленберг. Секретная служба Гитлера. Киев: “Доверие”, 1991, с. 23).
И самое страшное, что Гитлер и его окружение смогли в значительной мере обезглавить Красную Армию, выдав Сталину документы, подброшенные белогвардейским эмигрантом, генералом Скоблиным, гласившие, что “будто Маршал Советского Союза Тухачевский вместе с германским генеральным штабом организовал заговор – свержение сталинского режима”, в связи с чем В. Шелленберг пишет: “Таким образом, дело Маршала Тухачевского стало прелюдией сближения Гитлера со Сталиным. Оно стало поворотной точкой отсчёта, которая приблизила решение Гитлера, готовящегося к атаке на Запад, обезопасить свои восточные границы через Союз с Россией”. (Там же, с. 24, 26).
* * *
Правда, когда Германия стала на путь открытого нарушения Версальского договора во имя вооружения, советские руководители начали менять к ней своё отношение. Ясно выражая эту свою новую позицию, тогдашний Нарком иностранных дел СССР Максим Литвинов заявил: “Как быть, если государство, требующее или берущее себе право на вооружение, находится под исключительным руководством людей, которые объявили во всеуслышание программу своей внешней политики, состоящую в политике не только реванша, но и безграничного завоевания чужих территорий и уничтожения независимости целых государств, – под руководством людей, которые открыто провозгласили эту программу и не только не отрекаются от неё, но непрестанно распространяют эту программу, воспитывая на ней свой народ? Как быть в тех случаях, когда государство, имея такую программу своих вождей, отказывается давать какие бы то ни было гарантии неосуществления этой программы, гарантии безопасности своих соседей дальних или близких, – гарантии, которые готовы дать другие государства, даже свободные от всяких подозрений в агрессивности? Можно ли закрывать глаза на подобные факты?” (См. З. Шейнис. Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек, М.: Политиздат, 1989, с. 333).
Однако, в связи со сказанным М. Литвиновым об агрессивности Германии, следует тоже задать вопрос: а как понимать, что в программе превращённого по сути в филиал ВКП(б) Коммунистического Интернационала продолжало значиться: “Таким образом программа Коммунистического Интернационала, будучи высшим критическим обобщением всего исторического опыта международного революционного движения пролетариата, является программой борьбы за мировую пролетарскую диктатуру, программа борьбы за мировой коммунизм”. (Коммунистический Интернационал в документах, с. 3)
Так что, не потому ли тогдашние правительства Англии и Франции, хотя и вели переговоры с представителями Советского Союза о совместном противодействии захватнической политике итальянских фашистов и нацистов Германии, но, зная о целях созданного советским руководством Коминтерна, больше боялись наступления коммунизма, в связи с чем, по существу, потворствовали Муссолини и Гитлеру, открыто заявлявших о необходимости борьбы с коммунизмом.
Правда, лидер французских националистически настроенных радикалов Жорж Клемансо, хотя и был тоже ярым антикоммунистом и даже антисоветчиком, но вместе с этим, будучи в конце 1922 года в США, придерживающихся в то время абсолютного нейтралитета по отношению к европейским делам, в своих речах, обращаясь к публике, говорил: “Я приехал вас разбудить. Неужели вы настолько слепы, что не видите первых симптомов назревающей трагедии? Германия кишит военными организациями, а вы молчите, не говорите ни слова по поводу этого опасного милитаризма”. (Цит. по кн. Д. П. Принцкера “Жорж Клемансо. Политическая биография”. М.: “Мысль”, 1983, с. 274).
При этом нельзя не отметить и очень странной, если не сказать, преступной, скажем, коммунистической позиции той же Франции. Когда глава французского правительства Народного фронта (1936-1938 гг.), социалист Леон Блюм сказал, что “французские рабочие поднимутся, чтобы сопротивляться гитлеровскому нападению”, то Генеральный секретарь Французской коммунистической партии Морис Торез ответил ему: “Мы не допустим, чтобы рабочий класс был втянут в так называемую войну для защиты демократии против фашизма”. (Цит по кн. Вистона Черчилля “От войны до войны. (1919-1939)”. Книга I. Нью Йорк: изд. им. Чехова, 1954, с. 143).
* * *
Так что, используя создавшееся положение, в 1936 году Б. Муссолини развязал итальянско-эфиопскую войну, в результате которой Италия оккупировала Эфиопию, а весной того же года гитлеровские войска вошли в Рейнскую область, считавшуюся, согласно Версальскому мирному договору, демилитаризованной зоной; в марте 1938 года, как и предусматривалось А. Гитлером в его “Майн кампф”, к Германии была присоединена Австрия; в качестве следующей жертвы планировалась Чехословакия, где проживало несколько миллионов немцев. Проявила свою захватническую политику и Япония, являющаяся третьей союзницей агрессивного блока: в 1937 году, после захвата Маньчжурии, она вторглась в Северный и Центральный Китай.
Однако самое страшное, можно сказать, роковое событие произошло в сентябре 1938 года в Мюнхене, где премьер-министром Англии Н. Чемберленом, премьер-министром Франции Э. Даладье, Б. Муссолини и А. Гитлером было подписано соглашение об отторжении от Чехословакии и передаче Германии Судетской области, а также об удовлетворении за счёт этой страны территориальных притязаний Венгрии и Польши. Это свидетельствовало о наивных представлениях лидеров западной демократии о том, что желания диктаторов можно умиротворить какими-то подачками.
Так что У. Черчилль был и на сей раз прав, когда, выступая 5 октября 1938 года в палате общин с оценкой Мюнхенского соглашения, сказал: “Бесспорно, многие искренно уверены в том, что они предают лишь интересы Чехословакии. Между тем, я очень боюсь, как бы нам не пришлось убедиться в том, что мы понесли глубокий урон, а может быть, и создали роковую угрозу для безопасности и самой независимости Великобритании и Франции”. (Уинстон Черчилль. Мускулы мира. М.: “ЭКСМО- Пресс”, 2002, с. 83).
В связи с подписанием Мюнхенского соглашения начали осознавать надвигающуюся угрозу войны и коммунисты капиталистических стран: компартии десяти европейских стран, а также США и Канады составили обращение к народам мира, в котором, в частности, говорилось, что “мюнхенское предательство не спасло мир, а лишь поставило его под угрозу, ибо оно нанесло удар союзу сил мира во всех странах и поощрило фашистов”.
* * *
Не получив поддержки в обуздании агрессоров, руководители СССР не сомневались, как об этом заявил И. Сталин на состоявшемся в марте 1939 года ХVIII съезде ВКП(б), что “новая империалистическая война стала фактом”; причём её характерная черта, по мнению Сталина, состояла в том, что война ещё “не стала всеобщей, мировой войной”. Войну вели “государства-агрессоры, всячески ущемляя интересы неагрессивных государств, прежде всего Англии, Франции, США”, а последние пятились назад и отступали, “давая агрессорам уступку за уступкой”. При этом И. Сталин высказал на этот счёт мысль, очень схожую с предостережениями У. Черчилля. “Я далёк от того, – сказал он, – чтобы морализировать по поводу политики о невмешательстве, говорить об измене, предательстве и т. п. Наивно читать мораль людям, не признающим человеческой морали. Политика есть политика, как говорят старые, прожжённые буржуазные дипломаты. Необходимо, однако, заметить, что большая и опасная политическая игра, начатая сторонниками невмешательства, может закончится для них серьёзным провалом”. (XVIII съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стен. отчёт. М.: Госполитиздат, 1939, с. 14).
Говоря о Мюнхенском соглашении, следует напомнить и слова М. Литвинова, который принимая 23 августа 1938 года (то есть за месяц и несколько дней до мюнхенского подписания вышеназванного соглашения) посла Германии в СССР Вернера Шуленбурга, заявил ему: “Германия не столько озабочена судьбами судетских немцев, сколько стремится к ликвидации Чехословакии в целом”. (См. З. Шейнис. Максим Максимович Литвинов, с. 356).
И 1939 год, к сожалению, подтвердил предсказание этого выдающегося советского дипломата: весной гитлеровские полчища вошли и в оставшуюся часть Чехословакии, а Италия оккупировала Албанию.
II
Видя, что переговоры с Англией и Францией затягиваются, Советское правительство начало поиск контактов с режимом А. Гитлера. Дело в том, что в то время СССР был не готов к большой войне в случае нападения на него Германии. Как об этом пишет Маршал Советского Союза Георгий Жуков, в 1939-1941 годах шло перевооружение Красной Армии: старые виды техники и оружия снимались с вооружения, а новые поступали, при этом, как он утверждает, поступали очень медленно; к тому же, в связи с массовыми репрессиями 1930 -х годов был значительно ослаблен и командный состав Красной Армии. Например, за пять предвоенных лет сменилось четыре начальника Генштаба, что, естественно, не давало “возможности во всей полноте освоить оборону страны и глубоко обдумать все аспекты предстоящей войны”. (Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. М.: Изд. Агентства печати “Новости”, 1969, с. 219).
При этом напомним, что В. Молотов, в беседе с писателем Феликсом Чуевым 14 января 1975 года, утверждал: “Я считаю, что мы должны были пройти через период террора, потому что мы уже больше десяти лет вели борьбу. Это нам дорого стоило, но иначе было бы хуже. Пострадало немало людей, которых не нужно было трогать. Но я считаю, что Берия сам бы не смог это сделать. Он выполнял указания, очень жёсткие указания Сталина…. Трудно было провести точно границу, где можно остановиться”.
А когда Молотову сказали, что арестованных били и “не всякий человек выдержит, одного побьют – он всё что угодно на себя напишет”, Молотов ответил: “Сталин, по-моему, вёл очень правильную линию: пускай лишняя голова слетит, но не будет колебаний во время войны и после войны”. (Феликс Чуев. Молотов. Полудержавный властелин. М.: “ОЛМА-ПРЕСС”, 2002, с. 489).
Что можно сказать, прочитав эти слова Молотова: вот рассуждения одного из активнейших деятелей преступного большевистского режима.
* * *
И 17 апреля 1938 года советский полпред Алексей Мерикалов в разговоре с товарищем министра иностранных дел Германии сказал: “С точки зрения России, нет причин, могущих помешать нормальным взаимоотношениям с нами. А начиная с нормальных, отношения могут становиться всё лучше и лучше”. (СССР-Германия. 1939. Vilnius: “Moklas”, 1989, с. 11).
Естественно: намёк советского представителя был тут же понят адресатом, тем более что Германия в то время тоже была ещё не готова к войне с СССР: она занималась укреплением своих позиций в только что оккупированных Австрии и Чехословакии; более того, Гитлера прельщало и то, что, заключая мирный договор с Советским Союзом, он мог надёжно обезопасить на определённое время свою восточную границу, о чём, как уже сказано, пишет В. Шелленберг, и получал, в результате расширения торговли, необходимые ему для продолжения захватнической войны в Западной Европе товары: зерно, нефть, платину, хлопок, древесину, фосфаты и т. д. Поэтому уже весной того же года немецкая пропаганда ослабила антисоветскую направленность, на что соответствующим образом отреагировали советские газеты и радио.
Таким образом, в силу необходимости, два тоталитарно – диктаторских режима шли друг другу навстречу, хотя лидеры каждого из них понимали, что договор между ними может быть только временным, поскольку у одного и другого была одна и та же цель: установить мировое господство своих режимов.
О том, что каждый из них: и Гитлер, и Сталин, продолжали вести свою игру, красноречиво свидетельствует выступление Сталина на заседании Политбюро 19 августа 1939 года, то есть накануне приезда в Москву министра иностранных дел Германии Иохима фон Риббентропа. “Вопрос мира или войны вступает для нас в критическую фазу,” – сказал Сталин и после этого начал, как это он делал для убеждения своих слушателей, рассуждать: “Если мы заключим договор о взаимопомощи с Францией и Великобританией, Германия откажется от Польши и станет искать “модус вивенди” (временное соглашение – С. Ш.) с западными державами. Война будет предотвращена, но в дальнейшем события могут принять опасный характер для СССР. Если мы примем предложение Германии о заключении с ней пакта о ненападении, она, конечно, нападёт на Польшу, а вмешательство Англии и Франции станет неизбежным. Западная Европа будет подвергнута неизбежным волнениям и беспорядкам. В этих условиях у нас будет много шансов остаться в стороне от конфликта, и мы сможем надеяться на наше выгодное вступление в войну.
Опыт двадцати последних лет, – продолжал рассуждать И. Сталин, – показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени, чтобы большевистская партия смогла бы захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной в результате большой войны. Мы сделаем свой выбор, и он ясен. Мы должны принять немецкое предложение и вежливо отослать обратно англо-французскую миссию.
Первым преимуществом, которое мы получим, будет уничтожение Польши до самых подступов к Варшаве, включая окраинную Галицию. Германия предоставляет нам полную свободу действий в Прибалтийских странах и не возражает по поводу возвращения Бессарабии СССР. Она готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию, Болгарию и Венгрию. Остаётся открытым вопрос, связанный с Югославией…
В то же время мы должны предвидеть последствия, которые будут вытекать как из поражения, так и из победы Германии, – заострял Сталин внимание членов Политбюро. – В случае её поражения неизбежно произойдёт советизация Германии и будет создано коммунистическое правительство. Мы не должны забывать, что советизирование Германии окажется перед большой опасностью, если эта советизация явится последствием поражения Германии в скоротечной войне. Англия и Франция будут ещё достаточно сильны, чтобы захватить Берлин. А мы не будем в состоянии прийти на помощь нашим большевистским товарищам в Германии.
Таким образом, – пояснял далее И. Сталин, – наша задача заключается в том, чтобы Германия смогла вести войну как можно дольше, с целью, чтобы уставшие и до такой степени изнурённые Англия и Франция были бы не в состоянии разгромить советизированную Германию. Придерживаясь позиции нейтралитета и ожидая своего часа, СССР будет оказывать помощь нынешней Германии, снабжая её сырьём и продовольственными товарами. Но само собой разумеется, наша помощь не должна превышать определённых размеров для того, чтобы не подрывать нашу экономику и не ослаблять мощь нашей армии”.
И в конце, подчеркнув, что “у нас будет широкое поле деятельности для развития мировой революции”, И. Сталин сказал: “Товарищи! В интересах СССР – Родины трудящихся, чтобы война разразилась между Рейхом и капиталистическим англо-французским блоком. Нужно сделать всё, чтобы эта война длилась как можно дольше в целях изнурения двух сторон. Именно по этой причине мы должны согласиться на заключение пакта, предложенного Германией, и работать над тем, чтобы эта война, объявленная однажды, продлилась максимальное количество времени. Надо будет усилить пропагандистскую работу в воюющих странах для того, чтобы быть готовым к тому времени, когда война закончится…”. (Центр хранения историко-документальных коллекций, бывший особый архив СССР. Ф. 7, оп. 1, д. 1223).
Не менял своих восточных замыслов, в связи с заключением мирного договора с СССР, и А. Гитлер; он просто намеревался вначале захватить всю Европу, чтобы потом, используя её ресурсы, двинуться на Россию. Это подтверждается дальнейшими событиями: когда 22 июля 1940 года капитулировала Франция, в тот же день Гитлер дал указание начальнику Генерального штаба сухопутных войск генералу Францу Гальдеру приступить к разработке плана вторжения в Советский Союз.
* * *
При этом обе стороны настолько спешили заключить между собой договор, что, идя друг другу навстречу, закрывали глаза на открытое лицемерие и неприкрытую ложь как с одной стороны, так и с другой. В угоду заправилам нацистской Германии, развернувшим к тому времени кампанию по уничтожению евреев, 4 мая 1939 года был снят с поста народного комиссара иностранных дел СССР М. Литвинов, еврей по национальности. Более того, как сказал В. Молотов в одной из своих бесед с Ф. Чуевым, когда сняли М. Литвинова и он (Молотов) “пришёл на иностранные дела” Сталин заявил ему: “Уберите из наркомата евреев”. (См. Феликс Чуев. Молотов. Полудержавный властелин, с. 332-333).
При этом напомним, что до этого именно М. Литвинов активно работал по созданию коллективной безопасности против наглевшего с каждым месяцем нацистско-фашистского союза. Так что во время взятого курса на сближение уже с Германией сталинское руководство в этих его услугах больше не нуждалось.
По скорейшему сближению с СССР активные шаги предпринимало и руководство Германии, так что 14 августа 1939 года министр иностранных дел этой страны И. Риббентроп в телеграмме своему послу в Москве поручал: “Я прошу Вас лично связаться с господином Молотовым и передать ему следующее:
1. Идеологические расхождения между Национал-Социалистической Германией и Советским Союзом были единственной причиной, по которой в предшествующие годы Германия и СССР разделились на два враждебных, противостоящих друг другу лагеря. События последнего периода, кажется, показали, что разница в мировоззрениях не препятствует деловым отношениям двух государств и установлению нового дружественного сотрудничества. Период противостояния во внешней политике может закончиться раз и навсегда; дорога в новое будущее открыта обеим сторонам.
2. В действительности, интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются. Жизненные пространства Германии и СССР прилегают друг к другу, но в столкновениях нет естественной потребности. Таким образом, причины для агрессивного поведения одной стороны по отношению к другой отсутствуют. У Германии нет агрессивных намерений в отношении СССР…” (СССР- Германия. 1939, с. 30).
* * *
“Советско-Германский договор о ненападении”, и это известно из истории, был подписан в Москве 23 августа 1939 года В. Молотовым, взявшим на себя, после смещения с этой должности М. Литвинова, обязанности наркома иностранных дел СССР, оставаясь при этом в то время главой Советского правительства, и министром иностранных дел Германии И. Риббентропом. Кстати, такой шаг руководства СССР в какой-то степени может быть оправдан; поэтому, скажем, упоминаемый уже У. Черчилль, оставаясь по-прежнему врагом коммунизма, писал: “Советское правительство было убеждено Мюнхеном и многим другим, что Англия и Франция будут сражаться только, если будут атакованы, но что и тогда от них не будет много пользы. Наивысшая буря готова разразиться. Россия должна была заботиться о себе”. (Уинстон Черчилль. От войны до войны. 1919-1939. Книга I, с. 385).
В то же время никак нельзя оправдать подписание в тот же день теми же политическими деятелями “Секретного дополнительного протокола” о разделе сфер влияния в Восточной Европе между Германией и СССР. Дело в том, что именно в тот день названным документом было юридически санкционировано начало Второй мировой войны; и это навсегда останется чёрным пятном в истории Германии и бывшего СССР.
Секретный дополнительный протокол
По случаю подписания Пакта о Ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся представители обеих Сторон обсудили в строго конфиденциальных беседах вопрос о разграничении их сфер влияния в Восточной Европе. Эти беседы привели к соглашению в следующем:
1. В случае территориальных и политических преобразований в областях, принадлежащих прибалтийским государствам (Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве), северная граница Литвы будет являться чертой, разделяющей сферы влияния Германии и СССР. В этой связи заинтересованность Литвы в районе Вильно признана обеими Сторонами.
2. В случае территориальных и политических преобразований в областях, принадлежащих Польскому государству, сферы влияния Германии и СССР будут разграничены приблизительно по линии рек Нарев, Висла и Сан.
Вопрос о том, желательно ли в интересах обеих Сторон сохранение независимости Польского государства, и о границах такого государства будет окончательно решён лишь ходом будущих политических событий.
В любом случае оба правительства разрешат этот вопрос путём дружеского согласия.
3. Касательно Юго-Восточной Европы Советская сторона указала на свою заинтересованность в Бессарабии. Германская сторона ясно заявила о полной политической незаинтересованности в этих территориях.
4. Данный протокол рассматривается обеими Сторонами как строго секретный.
Москва, 23 августа 1939 г.
Правительства Германии Полномочный представитель Правительства СССР
И. Риббентроп В. Молотов
Присутствующий при подписании названных документов И. Сталин во время приёма, следовавшего после официальной церемонии, поднял тост не только за здоровье фюрера Германии А. Гитлера, но и предложил поднять бокал, что стало неожиданным для В. Молотова, “за нового антикоминтерновца Сталина”. Безусловно, что такой тост стал ещё большей неожиданностью для Риббентропа, и он тут же бросился звонить в Берлин и докладывать об услышанном Гитлеру, который в восторге ответил ему: “Мой гениальный министр иностранных дел!”. (См. Феликс Чуев. Молотов. Полудержавный властелин, с. 24).
Естественно, что со стороны Генерального секретаря ЦК ВКП(б), ведущей партии Коминтерна, такой тост был открытым предательством этой международной коммунистической организации, причём, как показали дальнейшие события, предательство было не только на словах: многие немецкие коммунисты, искавшие в то время спасения в СССР от преследования их на родине, были выданы нацистам.
Так что Гитлеру действительно было чему порадоваться, и уже 25 августа 1939 года в письме Б. Муссолини он писал: “Я уверен, что могу сообщить Вам, Дуче, что, благодаря переговорам с Советской Россией, в международных отношениях возникло совершенно новое положение, которое должно принести Оси (т. е. союзу Германии, Италии и Японии – С. Ш.) величайший из возможных выигрышей”. (СССР-Германия. 1939, с.71.)
Конечно, всё это преступление скрывалось от советской и мировой общественности. В вышедшей 24 августа 1939 года газете “Правда” – органе ЦК ВКП(б) – говорилось: “Заключение договора между СССР и Германией является, несомненно, фактом крупнейшего международного значения, ибо договор представляет собой инструмент мира, призванный не только укрепить добрососедские и мирные отношения между СССР и Германией, но и служить делу всеобщего мира”. (Там же, с. 64).
А 31 августа 1939 года Верховный Совет СССР ратифицировал договор о ненападении между Советским Союзом и Германией. При этом, естественно, что о заключении “Секретного дополнительного протокола” даже не упоминалось. Пытался скрывать это величайшее преступление ХХ века и В. Молотов, на протяжении всей жизни. Более того, скрывает наличие этого зловещего документа и нынешнее руководство Российской Федерации.
* * *
А вскоре началась и практическая реализация этого преступного договора: 1 сентября 1939 года нацистская Германия напала на Польшу. В ответ на это преступление, вопреки надеждам А. Гитлера о невмешательстве Англии и Франции, правительства этих стран, оставаясь верными своим союзническим обязательствам с Польшей, объявили 3 сентября войну Германии, хотя в первое время и не предпринимали эффективных действий для обуздания агрессора. На это явное преступление со стороны Германии отреагировало и Советское правительство: В. Молотов послал 8 сентября послу в Москве Шуленбургу телеграмму следующего содержания: “Я получил ваше сообщение о том, что германские войска вошли в Варшаву. Пожалуйста, передайте мои поздравления и приветствие правительству Германской Империи. Молотов”. (Там же, с.84).
А 17 сентября, после уведомления об этом представителей Германии, польскую границу перешли и части Красной Армии, поскольку И.Сталин посчитал, в связи с предсмертными судорогами Польши, что уже настал тот “выгодный” момент для вступления СССР в начавшуюся войну, о котором он говорил на заседании Политбюро 19 августа.
О совместной договорённости двух хищников (немецко-нацисского и советско-большевистского тоталитарно-диктаторских режимов) о разделе Польши свидетельствует проведение 22 сентября 1939 года в Бресте совместного парада частей Вермахта и Красной Армии.
* * *
О совместной договорённости двух хищников (немецко-нацисткого и советско-большевистского тоталитарно-диктаторских режимов) о разделе Польши свидетельствует проведение 22 сентября 1939 года в Бресте совместного парада частей Вермахта и Красной Армии.
Семён Шарецкий
доктор экономических наук, профессор, член-корреспондент ВАСХНИЛ, председатель Верховного Совета Р.Б. 13 созыва.
