Марии Карташевой едва не отказали в канадском гражданстве из-за уголовного преследования в России.
Последние пять лет Мария Карташева живет с мужем в Канаде. Семья айтишников перебралась в Оттаву из Москвы в начале 2019 года по программе для квалифицированных специалистов. Переехав, Мария завела телеграм-канал, в котором рассказывает о своем опыте эмиграции. После начала российского вторжения в Украину Мария стала публиковать антивоенные посты. А летом 2023 узнала, что за один из таких постов, о резне в Буче, в России на нее завели уголовное дело по статье о «фейках». В ноябре Марию заочно приговорили к 8 годам лишения свободы и 4 годам запрета писать в Интернете. Узнав о вердикте российского суда, Министерство по делам иммиграции, беженцев и гражданства Канады приостановило процесс по предоставлению Карташевой гражданства и пригрозило отказать в праве на законное пребывание в стране. Согласно канадским законам, страна может отказать в гражданстве человеку, осужденному за рубежом по уголовной статье. Подробности – в интервью Марии Карташевой Русской службе «Голоса Америки».
«Голос Америки»: Как вы оказались в Канаде?
Мария Карташева: Как-то раз мы с мужем в Москве шли домой, и я сказала: кажется, надо уезжать. И мы начали смотреть всякие варианты.
Г.А.: А что вас сподвигло?
М.К.: Политическая обстановка, небезопасность. Для меня переломным моментом стала декриминализация домашнего насилия. До этого я была уверена, что, чтобы ни случилось, я не уеду. Я была патриотичной в нормальном смысле слова. Мне казалось, что я должна оставаться в России и делать то, что я могу, чтобы сделать её лучше. А когда государство разрешает людям избивать своих близких, это какой-то красный флаг. До этого мне никогда не было очевидно, насколько государство не любит своих граждан. Единственный митинг, на который я ходила в России, был против декриминализации домашнего насилия. Я понимала, что у меня есть два варианта: либо протестовать, либо уезжать. Первый вариант чреват тем, что меня посадят. Нужно было выбирать свою физическую и психическую безопасность, потому что я уже начинала чувствовать, что мое психическое здоровье страдает. Я была в депрессии в последний год, пока мы ждали документы. И, надо сказать, мы очень вовремя уехали. Мы ни разу не пожалели.
Г.А.: В Канаде вы стали вести телеграм-канал?
М.К.: Это тренд: когда люди уезжают за границу, они заводят себе эмигрантский канал. Обычно это просто лайфстайл-блог, типа вот мы сходили сюда, вот как здесь работают больницы, вот как тут выборы прошли, никто не украл голоса у людей, вау!
Г.А.: Вы не планировали делать его политическим?
М.К.: Нет. Но через несколько месяцев после нашего переезда был день Канады – 1 июля. И я пошла протестовать перед посольством России. Я думаю: отличный повод, у меня выходной, у них нет. Нарисовала плакат в защиту сестёр Хачатурян и пришла туда одна. В посольстве вызвали полицию, я расплакалась от ужаса. Но полицейская была очень милая, дала мне свой платочек, сказала: не плачьте, я вам ничего не сделаю, главное – не лезьте к ним. Это был мой первый опыт протеста в Канаде. Я про это написала у себя в телеграм-канале. Подумала: вдруг кому-то интересно. Я помню, в каком-то канадском блоге девушка написала: уехала из страны – и всё, забудь. И меня это так задело, ну в смысле? Это всё равно моя страна, я гражданка России, я всё равно беспокоюсь, что там происходит, как я могу забыть? Не то, чтобы я слишком часто писала про политику, но периодически меня что-то цепляло, и я писала.
Г.А.: Были ли у вас единомышленники, которые тоже выходили на пикеты?
М.К.: Долгое время – нет. У нас была в «Фейсбуке» группа русскоязычных людей. Я, когда выходила на эти пикеты, предлагала людям присоединиться, и мои посты удаляли, потому что они политические. До 24 февраля в эмигрантских группах была политика: никакой политики. Я ходила одна. Потом случилась Беларусь, и я ходила протестовать вместе с белорусами.
Опять же, хабаровский протест – я из Хабаровска. Каждый день шли прямые эфиры, я включала их под работу, смотрела протесты, писала поддерживающие комментарии. Мне было так дорого увидеть, что мой город протестует, потому что Хабаровск никогда не отличался особой протестной активностью.
Потом Навальный вернулся в Россию, его арестовали, и я впервые увидела протестующих россиян в Оттаве. И когда началась война, я увидела тех же самых людей. То есть, ситуация с Навальным стала поворотной.
Г.А.: В Канаде вы участвовали в российских выборах как независимый наблюдатель?
М.К.: Это был 2021 год. У меня больная тема с правом на голосование. Я очень долго жила в Москве по временной регистрации, по которой ты не можешь голосовать. Я в жизни смогла проголосовать только три раза. Чтобы получить открепительный лист в Хабаровске, мне нужно было потратить 30 тысяч рублей на билеты. Это для меня, как для студентки, были какие-то невозможные деньги. То есть, я не могу ни в Хабаровске проголосовать, ни в Москве. Мой голос у меня забрали. Поэтому, когда кто-то призывает бойкотировать выборы, мне хочется потрясти этих людей и сказать: да что же вы делаете? – Есть люди, которые проголосовать тупо не могут, а кто-то берет и такой: я не пойду, я не хочу участвовать в этом цирке. В каком цирке? – Цирк устраиваешь ты, когда не идёшь на выборы.
Здесь в Канаде я тоже не могла голосовать. Тут были муниципальные выборы два года назад, и я очень хотела себе представителя во власти, которая будет представлять мои интересы, но я не могла голосовать. У меня не было гражданства. Я пошла волонтёрить в агитаторы, ходила по домам и говорила: идите, проголосуйте. Мой кандидат победила. А на российские выборы в Госдуму я пошла наблюдательницей. Я тогда тщательно следила за компанией Анастасии Брюхановой. Мне было интересно, что она, самовыдвиженка, смогла собрать много денег и зарегистрироваться. И я подумала: ну хорошо, пойду у нас поучаствую в выборах.
Г.А.: Как все прошло?
М.К.: Был чат наблюдателей за рубежом, и там народ писал, как у них агрессируют посольские работники, ругаются с ними. У меня было всё максимально адекватно, и все писали, как мне завидуют. Мне в посольстве чай принесли, бутербродики, спрашивали у меня, всё ли у меня хорошо. Пришла женщина и пыталась проголосовать за свою недееспособную дочь. Мы выясняли, может ли она голосовать. По закону, она не могла, и ей это объясняли сотрудники посольства. Так как я была независимой наблюдательницей, она мне больше доверилась, чем им. Они не видели во мне врага в тот момент, и мне это было очень приятно.
Г.А.: Кто-то из них добавился к вам в телеграм-канал после этого?
М.К.: Я не знаю, после этого или нет, но они читали мой блог. После антивоенных протестов они мне сказали: «А вы Мария Карташева? Вот мы ваш блог читаем в Телеграме». Я не сразу это поняла, но, мне кажется, они пытались меня так запугать.
Г.А.: Как вы узнали о начале войны в Украине?
М.К.: Проснулась, пошла чистить зубы, у меня привычка – открывать новости, пока чищу зубы. И вижу – все, бомбят Киев. Я просто начинаю рыдать. Я иду к мужу: «Дима, война началась!». Я весь день прорыдала. Взяла на работе отгул, и вечером мы пошли к российскому посольству протестовать.
Г.А.: И вы стали писать о войне в своем канале?
М.К.: Ничего больше у меня в жизни на тот момент не осталось. Первые несколько недель я ходила протестовать к посольству каждый день. Потом решила, что лучше деньги задоначу, потому что дорого получалось ездить. 20-30 долларов мне в один конец на такси, а на автобусе два часа пилить. Мне на тот момент казалось, что ничего не может быть важнее, что надо сейчас найти силы. Что вообще не важно, что случится после. Началась война, это конец света. Меня было странно, что в Канаде люди живут, кафе работают, все куда-то ходят, смеются. Я была в постоянном состоянии шока.
Г.А.: Вы в своем канале написали про Бучу, и это стало поводом для заведения уголовного дела?
М.К.: Это был мой день рождения, 1 апреля. Мы поехали отмечать в соседний городок, я старалась не читать новости, потому что хотела отдохнуть. Я мельком что-то увидела, подумала, что этого не может быть, наверняка панику нагоняют. Потом стало больше появляться этих историй. Мы вернулись в Оттаву, зашли в кафе, и я просто села и разрыдалась. Думаю, я ничего ужаснее в своей жизни не видела. Потом были другие кошмарные истории, но меня ничто настолько сильно не потрясло. Я в первый раз увидела такой уровень жестокости близко. Это не где-то там далеко, это Украина. Я жила в Украине, я там ходила в школу один год, у меня там бабушка с дедушкой похоронены.
Г.А.: Как на этот пост и на другие про войну реагировали ваши подписчики?
М.К.: Я отдельно для российского суда отмечу: все, что я говорю про Бучу, я говорю, потому что верю в это, а не потому, что я стараюсь распространить какую-то неправдоподобную информацию. Я живу в Канаде пять лет, Канада транслирует это как истину, я верю, что это правдивая инфа. А насчёт моих подписчиков – многие не комментировали. Украинцы писали: спасибо, что пишете про это. Обычно у меня во всех политических постах сразу кто-то ставит палец вниз, один-два человека. Такое чувство, что это посольские сотрудники читают мой блог. Кому-то не нравится, когда я пишу про политику. Были какие-то странные комментарии, когда на меня дело завели. Я написала пост, что в связи с обстоятельствами больше не буду (писать об Украине). И мне сразу прилетел комментарий: так тебе и надо, на тебя уголовку завели, такая ты овца тупорылая, надеюсь, еще что-нибудь сделают. Причём буквально в течение минуты пришел комментарий.
Г.А.: А как вы узнали о том, что на вас завели дело?
М.К.: Родственникам в России позвонил следователь, пригласил пообщаться. Они мне сказали: «Маша, на тебя завели уголовное дело». Я говорю: «Это, наверное, пранкеры. Ну какой следователь, что за глупости?». Я написала знакомым, они пробили по базе МВД, и оказалось, что я в розыске.
Г.А.: Вы наняли адвоката или получили по назначению?
М.К.: У меня долго не получалось себе организовать адвоката. В итоге адвокат нашлась, но мы не успели подготовить документы. В итоге у меня состоялся суд о заочном аресте, и мы об этом узнали от адвоката по назначению. Он мне позвонил: «Мария, я не знаю, вы в курсе или нет, но на вас уголовное дело заведено в России, вас здесь сегодня арестовали». А потом моя адвокат получила доступ к материалам дела, и уже она меня представляла.
Г.А.: Сторона обвинения с вами связывалась?
М.К.: Они меня пытались уведомлять об уголовном деле по адресу общежития, где я жила в университете, и уже сто лет не живу. Да, я там была временно зарегистрирована, пока училась, но уехала оттуда, как закончила. Они видимо туда присылают уведомления о том, что меня разыскивают. Интересно, что думают охранники, которые все эти уведомления получают. Они даже не попытались со мной связаться в Телеграме, хотя это довольно легко сделать.
Г.А.: Сколько длился процесс?
М.К.: Первое заседание было в июле или в августе, а в ноябре меня приговорили.
Г.А.: Как на вас повлиял приговор?
М.К.: Сам приговор на меня не повлиял. На меня повлияло осознание, что против меня заведено уголовное дело, я в розыске, причём в международном, если мне память не изменяет. Риски очень сильно возросли. Значит, мне сейчас нельзя никуда ездить. В Россию я точно не поеду.
Г.А.: А до этого вы рассматривали возможность приезда в Россию?
М.К.: Я еще после 24 февраля поняла, что не поеду. Был этот мем: «Напостил на госизмену». Вот я себе уже напостила. Но я-то думала, что они не станут интересоваться теми, кто за рубежом живёт. В России очень много людей протестуют, и я думала, что они на людях внутри сосредоточатся. Ну какая разница, кто там за рубежом что-то пишет? Но оказалось, что им не пофиг. У меня оставался шанс, что, если мне вдруг срочно надо будет приехать, то я приеду. Но теперь уже без вариантов. Даже если что-то случится, мне нет смысла ехать. Меня просто в тюрьму увезут.
Г.А.: Вы продолжаете вести телеграм-канал?
М.К.: Да, но веду его реже. Я в материалах дела увидела фотографии своего блога, и там фото моего дома в качестве доказательств того, что я скрываюсь в Канаде. Мои личные фотографии я выкладывала для своих близких, для тех, кому интересно, как я живу в Канаде, а не для тех, кто пытается упечь меня за решётку.
Г.А.: И еще приговор чуть не лишил вас возможности получить канадское гражданство?
М.К.: Когда меня заочно арестовали, я отправила (в Министерство иммиграции Канады) ордер на арест. 10 мая все отправила, а 15-го нас позвали на церемонию. У нас довольно долго все обрабатывалось. Люди, которые позже нас подались, уже в Штаты ездили со своими канадскими паспортами. Наконец нас позвали на церемонию 7 июня. Мы с мужем пришли. Нас спросили – есть ли какие-то причины, по которым мы можем быть не допущены к получению канадского гражданства, например, уголовные дела. Я ещё так на мужа посмотрела, думаю, чего они спрашивают, они же должны знать. Говорю: так я же вас предупреждала, у меня в России уголовное политическое дело. Понимаю, что никто не в курсе. Церемонию сначала переносят, потом отменяют.
Муж стал гражданином, а я рядышком посидела, послушала, как он поёт гимн. И всё. Мне пришло письмо, что со мной свяжутся, как только изучат материалы дела. А после приговора мне написали, что я не могу стать гражданкой. Там такая была формулировка: присылайте дополнительную информацию, либо мы будем выносить решение, основываясь на тех документах, которые у нас уже есть. Ну а какое они могут вынести решение, если они уже пишут, что гражданкой я стать не могу? Значит, будет отказ.
Г.А.: Вы пытались как-то этому противостоять?
М.К.: Изначально, когда мои проблемы с гражданством начались, я не хотела на российскую аудиторию это вообще афишировать. Я думала, что это бюрократическая ошибка, зачем россиян пугать? И когда это началось, всё переврали: писали, что мне уже отказали в гражданстве, что меня чуть ли не самолёта уже сняли, депортировали в Россию, что мне вручили повестку – срочно выдворить меня из страны. Но это всё неправда. Я именно этого хотела избежать. Я не хочу, чтобы люди думали, что их сейчас всех с Запада выдворят назад в Россию, сидите там, свергайте своего Путина.
Г.А.: Было открытое письмо в вашу поддержку.
М.К.: Я начала суетиться, собирать всё, что могу: подписи в свою защиту, письма. Я смогла пробиться ко многим людям, спасибо им большое, что всё подписали. Кому-то я писала лично, кому-то – через знакомых, кому-то – через активистские чаты. Я писала, что вот такая ситуация, пожалуйста, поддержите, распространите среди лидеров мнений. У меня всё это время была тревога, что, если человек, который принял такое решение по моему кейсу, не знает, что такое российская статья о фейках, то что этому человеку скажет название «Мемориал»? Что ему скажут фамилии Муратова, Шульман, Гудкова, Ходорковского? – Да ничего они ему не скажут! Я боялась, что они просто не станут это читать. Посмотрят мой приговор: восемь лет – ну, все понятно.
Г.А.: В петиции в вашу поддержку написано, что вы являетесь основательницей политического альянса. Что это за организация?
М.К.: Это просто группа активистов из России. До войны за рубежом у россиян не было идентичности. Война сильно выделила нас на общем фоне русскоязычных людей. Но эту свою «уникальность», в ужасном смысле, не с кем обсудить. Ты не можешь пожаловаться: блин, меня могут посадить, или подруге надо вывезти мужа из России. Украинцы на тебя посмотрят, как будто ты во всем виноват. И ты ничего не можешь ответить, потому что так и есть, мы виноваты. На протестах я встретила несколько россиян, мы сблизились. Нам не нужно ничего друг другу объяснять, мы все понимаем. Сейчас мы стараемся в Оттаве каждый месяц проводить дни писем политзаключенным. Митинги проводим, фандрайзинги. В Монреале проходила выставка рисунков с портретами жертв войны, мы там собирали деньги.
Г.А.: Как о вашей истории узнали канадские журналисты?
М.К.: Я писала канадским СМИ, но они были не заинтересованы. Одной моей подруге пришел ответ: нам постоянно пишут по поводу миграционных кейсов, мы не можем их все освещать. Выглядело все так, как будто это вообще никому не интересно, и всем всё равно. Я уже запаниковала. Муж был настроен очень пессимистично. Он считал, что нам придётся судиться. В итоге удалось каким-то чудом через канадскую активистку выйти на журналиста (канадского телеканала) CBC. Он сделал сюжет, и после этого как-то невероятно быстро всё разрешилось. Мы с журналистом пообщались во вторник, а через неделю я уже стала гражданкой.
Г.А.: Так быстро!?
М.К.: Очень быстро! Опять же, я не ожидала такой реакции. Я думала: ну кто вообще смотрит телевизор? У меня российский подход. Я не думала, что так быстро все завертится и разрешится.
Г.А.: Вам сразу после этого позвонили или написали?
М.К.: Практически да. В понедельник министерство вышло с каникул. Я так понимаю, министр там всем надавал по башке. А во вторник в 12 мне звонят: в три часа вы сможете на церемонию прийти? Я сначала думала, что это пранк или ошибка. Я переспросила: вы точно не перепутали имя? У меня была приватная церемония, никого, кроме меня, не было. Я так понимаю, что это довольно уникально. Я никогда не слышала о приватных церемониях по гражданству. Обычно там человек 30. И это очень долго: у всех сверяют документы, задают бюрократические вопросы. А мне просто сказали: «Здравствуйте, повторяйте за мной клятву». Я повторила. «Ну все, вы гражданка, поздравляю».
Г.А.: Они никак не объяснили, что произошло?
М.К.: Кто-то со связями в министерстве мне сказал, что это была бюрократическая ошибка. Скорее всего, офицер, который вел мое дело, вообще там в шоке сидит от всей этой шумихи.
Г.А.: В Канаде разрешено двойное гражданство, или вам теперь нужно будет отказываться от российского?
М.К.: Разрешено. Но я и не могу отказаться от российского гражданства, потому что с уголовной судимостью отказаться нельзя.
Г.А.: Если бы в начале войны вы знали, к чему приведут посты в телеграм-канале, вы бы их писали?
М.К.: Я бы их, наверное, формулировала иначе, чтобы не смогли подкопаться. Но я бы всё равно что-то писала. Потому что – ну а как иначе?
Г.А.: Как вообще вас изменила вся эта история?
М.К.: Российское государство вынудило меня стать активисткой. До этого я себя так не идентифицировала. Но российское государство посчитало, что нет – Марию нужно посадить, чтобы все к ней обращались как к политической активистке, чтобы, если вдруг она окажется в тюрьме, она стала политзаключённой, чтобы по всему миру, блин, обсуждали мой кейс с гражданством и то, какой несправедливый в России есть закон о фейках, как преследуют антивоенных активистов. Ну, то есть, они взяли и привлекли больше внимания ко всей этой ситуации. Я не Навальная какая-нибудь. Я не Кац, не Невзоров, у меня нет огромной аудитории. И то, что они просто решили: давайте увеличим ей аудиторию – меня это просто приводит в замешательство. Вся эта ситуация меня заставила признать себя активисткой. И мне это не особо нравится. Но теперь меня представляют как политическую антивоенную активистку, и это какая-то новая реальность.
