Англоязычная версия публикации доступна на сайте Byline Times
На сегодняшний день контрразведки многих западных стран озабочены повышенной активностью российских спецслужб. Среди главных целей российской разведки называют вмешательство в выборы, распространение дезинформации с целью влияния на социальные и, как следствие, политические процессы на Западе, промышленный шпионаж, хакерские атаки и многое другое. Однако очень часто за пределами внимания западных экспертов остается работа Москвы с российской диаспорой за рубежом.
Вместе с тем, большая часть этой диаспоры поддерживает политику Кремля, что дает повод некоторым исследователям даже сравнивать их с немецкой агентурой времен Третьего Рейха. При известной условности таких аналогий важно отметить, что интенсивная работа Кремля с уехавшими за границу соотечественниками приносит свои плоды. К примеру, результаты, с которыми Владимир Путин победил на президентских выборах 2018 года среди россиян, проживающих за границей, намного превысил показатели по России, на что обратило внимание даже известное американское издание The Washington Post.
Конечно, результаты выборов не являются абсолютным показателем, поскольку часть эмигрантов полностью ассимилировалась в новом обществе и вообще не принимает участие в процессах, связанных с Россией, а часть оппозиционно настроенных россиян предпочла присоединиться к стратегии бойкота выборов. Но все же настрой большинства российских эмигрантов вполне заметен, и уже стал темой не только для научных статей, но даже для книг.
Уязвимость эмигрантов
Можно выделить несколько ключевых мотивов, по которым даже люди, покинувшие Россию, оказывают столь уязвимы для влияния далекой родины. Одной из причин потребности многих уехавших из России соотечественников восстановить формальную или как минимум психологическую связь с родиной является чувство вины. Исподволь внушаемая пропагандой установка, что эмиграция во «враждебную» страну (тем более в США или Великобританию) является предательством, так или иначе оседает на подсознании людей, особенно не вставших сознательно на путь диссидентства. Даже приняв решение покинуть Россию по личным мотивам (в связи с падением уровня жизни, потребностью в самореализации или ради желания обеспечить своим детям хорошее образование и перспективы), эти люди не готовы нести на себе ярлык «предателей».
Осознание своего конфликта с государством травматично для них, и словно специально для разрешения этой искусственно созданной дилеммы Кремль создает многочисленные объединения, форумы и конгрессы русскоязычных соотечественников, которые открыто декларируют цель восстановления связи с «большой родиной». При этом большинство этих объединений подразумевают поддержку текущего курса внешней политики Кремля. Однако многие эмигранты, даже изначально равнодушные к политике, с легкостью готовы принять это негласное условие, чтобы спокойно продолжать жить за границей, чувствуя себя одновременно «прощенным и принятым» Россией. Такая установка вполне может сочетаться с враждебностью к стране пребывания, что тоже вписывается в циничную установку сегодняшней пропаганды, согласно которой правильным является то, что «выгодно» Кремлю.
Вторая слабость, на которой играет Кремль – это необходимость культурной самоидентификации эмигрантов из России. Однако многие площадки, создаваемые или развиваемые при поддержке российского МИДа, хотя и имеют формально культурный и образовательный характер, также подспудно лоббируют кремлевскую повестку. Конечно, разовое участие в проводимых ими выставках, праздниках или фестивалях абсолютно не означает, что все участники таких мероприятий придерживаются одинаковых взглядов. Как правило, 90% деятельности таких организаций носят нейтральный характер, однако люди, вовлеченные в их деятельность более глубоко, рано или поздно сталкиваются с политической подоплекой.
Например, Конгресс русских американцев позиционирует себя как старейшая национальная организация, «основанная на религиозно-православных ценностях». Он занимается религиозной и благотворительной деятельностью, но в то же время иногда рассылает письма американскому президенту с требованием отменить антироссийские санкции. Основная тематика мероприятий, проводимых такого рода организациями, касается изучения русского языка, истории русской эмиграции, однако, как сообщают сами организаторы, там же звучат сообщения о том, «какую роль США играли в подогревании цветных революций по периметру России». Порой на подобных мероприятиях звучат конспирологические теории о «Глубинном государстве, демонизирующем Россию» и другие формы современного российского политического нарратива.
Третья уязвимость, активно используемая Москвой – это так называемый «кризис эмигранта». Как отмечают психологи, стадию неприятия, а порой даже ненависти по отношению к новой стране проходят практически все вновь приехавшие – включая тех, кто на сегодняшний день уже давно комфортно живет за границей.
При этом, в зависимости от множества личных факторов, этап разочарования может быть относительно недолгим и неглубоким, а может длиться довольно долго и перерасти в настоящую депрессию. Встречаются и случаи «застревания» на этой стадии, когда эмигрант не выдерживает психологических нагрузок и возвращается назад. Еще одной формой такого «застревания» может как раз стать погружение в русскоязычную среду, притом в ту ее часть, которая держится обособленно от местного населения, смотрит российское телевидение, чаще всего, поддерживает политику Кремля и враждебно относится к стране пребывания. Такая форма поведения тоже является своеобразным разрывом с новой страной, «внутренней эмиграцией» в процессе эмиграции.
В нормальных условиях период повышенной критичности к новой родине является временным и сменяется адаптацией, однако, как уже говорилось, российские власти усиленно создают для россиян за рубежом особую среду, идеологически и ментально изолированную от страны пребывания. В результате эта среда, в кризисной ситуации воспринимаемая как утешение и источник комфорта, в дальнейшем может стать «психологической ловушкой», препятствующей подлинной ассимиляции. В дальнейшем такой человек может даже формально влиться в американское общество, но душой останется привязанным к своей «настоящей» родине, воплощенной в эмигрантских организациях.
Как спецслужбы используют диаспоры
Конечно, основная цель Москвы в работе с эмигрантами – это превратить «русских американцев» или «русских британцев» в инструмент мягкой силы, лоббирующий интересы России за рубежом. Такие люди, как правило, уже имеющие иностранное гражданство, могут выступать от лица местных диаспор, пользуясь тем, что западные политики опасаются потерять даже часть потенциального электората. Образцом такой работы может стать приведенное выше письмо Трампу с требованием снятия санкций с России. Некоторые из подобных представителей диаспоры устраиваются помощниками политиков хотя бы на уровне штата, как это произошло в штате Нью-Йорк, и затем регулярно организуют визиты Сената и Ассамблеи штата в Россию. Иногда российские спецслужбы не брезгуют и тем, чтобы вербовать отдельных представителей диаспоры в качестве шпионов.
Так, в начале ноября 2018 года в крупнейших британских СМИ прошла информация о том, что половина российской диаспоры в Великобритании – это информаторы спецслужб (СВР, ГРУ и даже ФСБ). Данная «сенсация» была основана на неверной интерпретации доклада британского аналитического центра Henry Jackson Society о масштабах российского шпионажа. На самом деле, доклад со ссылкой на источники в разведсообществе приводит более скромные цифры: около 500 агентов, которыми руководят 200 кураторов. Однако сами русские эмигранты, беседовавшие с автором доклада профессором Эндрю Фоксоллом, подозревают, что каждый второй их соотечественник потенциально может оказаться «сексотом».
Такая подозрительность российских эмигрантов по отношению друг к другу объясняется тем, что сам факт визитов соотечественников домой оппозиционно настроенные представители диаспоры воспринимают как «фактор риска», отмечая, что у российских властей есть эффективный «крючок» против эмигрантов – бизнес или семья в России, что влечет определенную зависимость от властей. Соответственно, во время очередного визита домой сотрудники ФСБ могут задать любому такому человеку вопросы, и он не решится не ответить на них. По оценке самих эмигрантов, в такой зоне потенциального риска находится до половины бывших соотечественников, в особенности из числа тех, кто находится за границей временно и только с целью заработка.
Вербовка кого-то из людей, входящих в обозначенную выше «группу риска», влечет за собой определенные преимущества для российской разведки. Западные спецслужбы не могут отследить контакты с людьми, «привлеченными к сотрудничеству» во время поездок в Россию, и потому они могут долгое время оставаться незамеченными для западных контрразведок. Эти люди не являются кадровыми сотрудниками спецслужб, и, чаще всего, даже не входят в число агентуры внешней разведки, а потому риск их разоблачения перебежчиками сводится к минимуму.
Как правило, для западных спецслужб намного легче вычислить профессионального сотрудника разведки или агента, изначально направленного в их страну, чтобы работать на Россию, чем отследить момент «привлечения к сотрудничеству» человека, который до этого жил на новой родине годами и десятилетиями, не имея до определенного момента связей с российскими спецслужбами.
К примеру, еще в октябре 2013 года ФБР обвинило российского дипломата Юрия Зайцева, являвшегося главой Российского культурного центра, в том, что он вовлечен в вербовку американских граждан как потенциальных источников разведданных. ФБР предполагало, что миссия Зайцева заключалась «в отправке молодых профессионалов из США в рамках культурных программ в Россию, где те изучались и оценивались на предмет использования российской разведкой». В 2014 году Зайцев уехал из США, но его преемник на этом посту Олег Жиганов был выслан по тому же обвинению из США в самом конце марта 2018 года в числе 60 российских дипломатов, обвиненных в шпионаже.
Не менее громким было дело Марии Бутиной. Девушку обвинили в работе иностранным агентом на территории Соединенных Штатов без регистрации, но в результате заключенной ею сделки со следствием фактически Мария провела за решеткой меньше полутора лет. Однако ее тоже нельзя назвать «частью диаспоры». Бывший подполковник КГБ Акиф Гасанов, прослуживший около 15 лет в советской разведке, предполагает, что Бутина могла иметь длительные контакты с российскими спецслужбами, а именно, с ФСБ, живя в России, то есть изначально была агентом контрразведки.
Похожая ситуация складывается в части китайских разведопераций. В конце сентября 2019 года гражданину США китайского происхождения предъявлено обвинение в шпионаже в пользу КНР. 56-летний Эдвард Пэн работал в Cан-Франциско гидом, обслуживая туристов из Китая. При этом, по данным следствия, он являлся сотрудником спецслужб КНР, исполнявшим обязанности курьера. Однако случаи, когда аресту подвергаются завербованные такими шпионы дилетанты из числа местной диаспоры, практически не встречаются.
Единственным исключением здесь можно назвать пример одного из сотрудников аппарата сенатора в Сан-Франциско, передававшего информацию Китаю. Согласно журналу «Политико», однажды китайская разведка завербовала сотрудника калифорнийского офиса американского сенатора Дайаны Фейнштейн, который сообщал в Китай информацию о политических процессах на местном уровне. В 2000-х годах сотрудник офиса сенатора регулярно отчитывался перед Министерством государственной безопасности – главным органом внешней разведки Китая.
«Хотя этот человек, служивший в качестве связующего звена с местной китайской общиной, в итоге был уволен, ему никогда не предъявляли официальных обвинений. (Один бывший чиновник объяснил это тем, что сотрудник предавал материалы политического характера, не являющуюся секретной, что значительно усложняло судебное преследование)», – говорится в статье.
Обман и давление
Еще одной проблемой является то, что представители российской и китайской диаспор далеко не всегда добровольно и осознанно соглашаются работать на свои бывшие страны. Спецслужбы обеих стран зачастую используют обман и шантаж с целью получения информации от бывших сограждан.
Так, известный советский диссидент, защитник прав верующих Борис Перчаткин заявляет, что ему известны случаи, когда установленные агенты КГБ внедрялись в религиозные организации, а затем «выводились» за рубеж, где они получали политическое убежище, входили в доверие к настоящим диссидентам и даже создавали религиозные общины. Он называет несколько целей внедрения агентов КГБ и его преемниц в религиозные организации в США.
«Сюда, конечно, относится и шпионаж. Прихожане протестантских церквей – это не только пожилые люди, но и молодежь, студенты. Они получают здесь образование, идут работать, допустим, в «Боинг», а затем пастор на исповеди выуживает у них нужную информацию или передает «на связь» другим людям. Обычные люди не интересуют таких пасторов: они ищут перспективных прихожан, от которых можно будет получить информацию или связи. Сами они также активно выстраивают связи с политиками и влияют на политическую ситуацию в своих штатах, указывая прихожанам, за кого им стоит голосовать и кого поддерживать», – делится Борис Перчаткин.
Таким образом, эмигранты часто пребывают в искреннем неведении о том, с кем именно делятся информацией. Китайские спецслужбы, в свою очередь, могут прямо угрожать своим эмигрировавшим соотечественникам расправами с их семьями, оставшимися на родине. Согласно уже упомянутой статье в журнале «Политико», китайские чиновники часто уговаривают или прямо угрожают китайским гражданам (или гражданам США, члены семей которых проживают в Китае), работающим или учащимся в Америке, и требуют предоставлять им ценную технологическую информацию.
«Вы можете столкнуться с ситуацией, когда у вас работают действительно хорошие, по-настоящему умные, добросовестные люди, загнанные в угол своим национальным правительством», – отметил руководитель службы безопасности крупной компании [в Кремниевой долине], занимающейся хранением электронных данных и выполняющей важные правительственные контракты. Этот человек сказал мне, что китайское правительство пыталось «задействовать» оставшихся в Китае членов семьи некоторых работников этой компании», – отмечает автор статьи.
Что делать?
Вычислить людей, в разное время привлеченных к сотрудничеству с зарубежными разведками, очень сложно. Наиболее эффективной формой противодействия подобной угрозе представляется профилактика, то есть работа с уже перечисленными видами уязвимостей в диаспоре. В том, что касается российских эмигрантов, важно поощрять создание в российских диаспорах за рубежом культурных и образовательных инициатив, независимых от Кремля. Именно появление «альтернативной культуры», созданной на русском языке, но при этом свободной от влияния пропаганды, является самым большим страхом Владимира Путина.
Особенное внимание важно уделить русскоязычным СМИ, существующим в диаспоре. Часть русскоязычного сообщества, предпочитающая читать прессу на родном языке, зачастую оказывается в информационном вакууме, что создает благоприятную почву для работы с этими людьми структур, аффилированных с российским посольством. Так же важно создавать программы, помогающие эмигрантам адаптироваться к новой стране, или как минимум повысить их уровень осведомленности об эмигрантских кризисах.
Возможно, не менее важно создание специальной службы, куда могут обращаться люди, ставшие жертвами шантажа, угроз и иных агрессивных форм принуждения к сотрудничеству с другими странами. Далеко не все эмигранты готовы иметь дело с контрразведкой. Справедливости ради стоит сказать, что и контрразведка зачастую не стремится помогать жертвам, вместо этого порой пытаясь лишь использовать их в своих целях и оставить один на один со смертельной опасностью. Эмигранты должны знать, что им есть, куда обратиться, чтобы получить помощь, в том числе психологическую, которая не менее важна людям, находящимся в длительной стрессовой ситуации.
Ксения Кириллова, SlavicSac.com
