Многие исследователи, как в России, так и за рубежом, отмечают высокий уровень поддержки современной российской политики и лично Владимира Путина в эмигрантской среде. Точных социологических исследований на эту тему нет, поскольку довольно трудно определить само понятие «диаспора». В частности, часть выходцев из России или бывшего Советского Союза настолько ассимилируется в новой стране, что практически не поддерживает связи с русскоязычным сообществом, а потому их настрой не учитывается при попытке определить политические предпочтения диаспоры. В еще большей мере такая тенденция касается детей эмигрантов, выросших за рубежом.
С другой стороны, часть русскоязычных эмигрантов, уехавших не из России, а из других республик СССР или уже из новых постсоветских стран, могут придерживаться пророссийских взглядов и быть активными членами русскоязычного сообщества, хотя формально они не входят в число эмигрантов из России. К тому же уровень поддержки политики Кремля резко разнится в зависимости от волны и вида эмиграции. К примеру, эмигранты, выехавшие еще в советское время или в 90-е годы на волне «семейной» или экономической эмиграции, более склонны поддерживать сегодняшнюю Москву, чем бизнесмены или IT-специалисты, уехавшие из России в последние 10 лет. Однако, при всех этих нюансах, высокий уровень «пророссийских» настроений в диаспоре отмечается как самими эмигрантами, так и сторонними наблюдателями.
«Наследники» Шелленберга
К примеру, результаты, с которыми Владимир Путин победил на президентских выборах 2018 года среди россиян, проживающих за границей, намного превысили показатели по России и составили почти 85%, на что обратило внимание даже известное американское издание The Washington Post. Обсуждению этого феномена была посвящена отдельная передача Радио Свобода. Конечно, результаты выборов не являются абсолютным показателем, поскольку, как уже говорилось, часть эмигрантов вообще не принимает участие в процессах, связанных с Россией, в том числе в голосовании, и часто даже не обновляет российский паспорт, а часть оппозиционно настроенных россиян предпочло присоединиться к стратегии бойкота выборов.
Тем не менее, известный публицист и аналитик российской пропаганды Игорь Яковенко также называет поддержку курса Кремля среди русскоязычных за рубежом массовым явлением и даже вводит для него специальный термин «ур-холуйство». Украинский автор Евгений Якунов, в свою очередь, подробно описывает методы работы агентурной сети Третьего Рейха за рубежом, недвусмысленно сравнивая их с деятельностью сегодняшних пророссийских организаций на Западе.
Похожую тенденцию отмечают и сами эмигранты. Так, в начале ноября прошлого года в крупнейших британских СМИ прошла информация о том, что половина российской диаспоры в Великобритании – это информаторы спецслужб (СВР, ГРУ и даже ФСБ). Данная «сенсация» была основана на неверной интерпретации доклада британского аналитического центра Henry Jackson Society о масштабах российского шпионажа. На самом деле, доклад со ссылкой на источники в разведсообществе приводит более скромные цифры: около 500 агентов, которыми руководят 200 кураторов. Однако сами русские эмигранты, беседовавшие с автором доклада профессором Эндрю Фоксоллом, подозревают, что каждый второй их соотечественник потенциально может оказаться «сексотом». Эти подозрения основаны в первую очередь на количестве пророссийских организаций, действующих за рубежом, и ярко выраженном прокремлевском настрое многих эмигрировавших соотечественников.
Попробуем разобраться в причинах, побуждающих россиян, долгое время живущих за пределами родины, с таким рвением одобрять внешнюю и внутреннюю политику покинутой ими страны. Помимо активной российской пропаганды, действующей за рубежом, и различных форм проявления «мягкой силы», направленной на работу с диаспорой, хотелось бы выделить ряд социальных и психологических причин, делающих русскую диаспору столь восприимчивой к пропагандистским тактикам.
Связь с родиной
В первую группу можно отнести специфические причины, вытекающие из советского и постсоветского менталитета, и во многом также сформированные пропагандой.
1. Во-первых, это эксплуатация чувства вины. Дело в том, что отношение к эмигрантам как к предателям родины внушается в России в последнее десятилетие практически с каким же упорством, как в советское время. Установка «уехал – значит, предал» глубоко оседает в подсознании россиян, даже если они не разделяют ее на сознательном уровне. В результате у многих людей, желающих уехать за рубеж, личные мотивы берут верх, и они все же решаются покинуть страну, однако оставшееся в подсознании чувство вины продолжает создавать ситуацию психологического дискомфорта.
Эта манипуляция особенно эффективна, поскольку в российской истории государство всегда стремится подменить собой страну. В России, где нет неприкосновенной частной собственности и независимых судов, и человек ощущает свою полную беззащитность перед произволом, лояльность государству остается зачастую единственным способом почувствовать себя защищенным. Для многих россиян, за исключением тех, кто сознательно встал на путь диссидентства, травматично осознание своего конфликта с государством. Для таких людей отъезд за рубеж был вызван лишь желанием приобщиться к благам цивилизованного мира и заработать больше денег, но они были совершенно не готовы нести на себе ярлык «предателей».
Словно специально для разрешения этой искусственно созданной дилеммы Кремль создает многочисленные объединения, форумы и конгрессы русскоязычных соотечественников, которые открыто декларируют цель восстановления связи с «большой родиной». При этом даже если такие организации формально позиционируют себя как культурные, на практике объединение в них происходит на основе политических, а не культурных факторов, и сам факт участия в проводимых ими мероприятиях подразумевает согласие с российской внешней политикой.
К сожалению, довольно значительное число представителей диаспоры с радостью воспринимают создание таких объединений. Участие в жизни подобных организаций для них становится зримым и практически официальным восстановлением связи с бывшей родиной и основой для уверенности, что теперь уже никто не сможет назвать их предателями. Особенно важно для такого типа эмигрантов видеть связь близких им по духу организаций с российскими консульствами, то есть фактически с самим государством. Таким образом, их внутренняя дилемма разрешается. При этом такие люди даже не задумываются о том, что сама по себе эта дилемма вызвана искусственно, и если бы не усилия столь любимого ими государства, ее бы в принципе не возникло.
2. Наряду с обилием созданных Кремлем организаций можно отметить слабое развитие горизонтальных связей между эмигрантами и нежелание создавать неформальные объединения, независимые от Москвы. Если же такие объединения возникают, Москва, в свою очередь, пытается поставить их под контроль и щедро предлагает финансовую помощь любым местным инициативам. Даже если независимые организации и СМИ сохраняются, «официальная» форма объединения эмигрантов значительно превосходит их. Следствием эти процессов становится подмена самоидентификации, когда ощущение себя частью русской культуры становится у эмигрантов неотделимо от политической составляющей.
3. Отдельно следует сказать о специфике создания образа врага в современной российской пропаганде. Эксплуатация ненависти и страха существовала и в советское время, но коммунистическая пропаганда отличалась от современной как минимум в двух важных аспектах:
– в позднесоветский период пропаганда не была так цинична, и четко разделяла ненависть к «капиталистам» и жалость к «угнетенным трудящимся». Да, эта пропаганда была лжива и утопична, но в ней не было того уровня жестокости, который присутствует сегодня;
– советская пропаганда базировалась на легко опровергаемых тезисах, осознание ложности которых вызывало у человека ощутимый диссонанс. К примеру, высокий уровень жизни западных стран неумолимо контрастировал с постулатами о «загнивающем капитализме», и преодолеть это противоречие было невозможно.
Сегодняшняя пропаганда действует намного изощренней. Она не отрицает высокий уровень жизни в западных странах, внушая при этом, что эти страны абсолютно враждебны России. При этом внушаемую телезрителям идеологию ненависти можно определить как «идейный цинизм». С одной стороны, поддающиеся такой пропаганде люди свято верят в необходимость войны с Западом на выживание, с другой стороны, они относятся к своим искусственно созданным «врагам» предельно цинично. Вместо теории «классовой борьбы» российские пропагандисты оперируют сегодня туманными рассуждениями о геополитике, суть которой в их изложении сводится к постулату «цель оправдывает средства».
В результате у таких людей не возникает никакого диссонанса между жизнью на Западе и искренней ненавистью к стране проживания. Использование западных благ они считают формой «борьбы» и продолжают жить в США или Великобритании, поскольку «им это выгодно», реализуя при этом свои патриотические порывы в участии в кремлевских проектах. Иногда этот «патриотизм» доходит до прямой работы против новой родины, что вполне укладывается в современную российскую идеологию.
Кризис эмигранта
Помимо этой специфики, нельзя сбрасывать со счетов и естественные психологические причины, свойственные эмигрантам всех стран без исключения. Нередко встречаются случаи, когда эмигранты примыкают к пророссийски настроенным соотечественникам не по «идеологическим», а по личным мотивам. Сюда относятся не только люди, как это принято говорить, «не нашедшие себя в эмиграции», то есть плохо знающие язык и не нашедшие достойной высокооплачиваемой работы. Как отмечают психологи, стадию неприятия, а порой даже ненависти по отношению к новой стране проходят практически все эмигранты – включая тех, кто на сегодняшний день уже давно комфортно живет за границей.
Американский исследователь Калерво Оберг еще в 1954 году вывел теорию U-кривой адаптации, которая, при определенной спорности, все же подтверждается в большинстве случаев. Согласно этой теории, эмигрант при переезде в новую страну проходит несколько циклов: от «туристической» эйфории и первой влюбленности до разочарования, зачастую доходящего до агрессии и тотального неприятия новой страны, и, затем – до адаптации и интеграции.
При этом, в зависимости от множества личных факторов, этап разочарования может быть относительно недолгим и неглубоким, а может длиться довольно долго и перерасти в настоящую депрессию. Встречаются и случаи «застревания» на этой стадии, когда эмигрант не выдерживает психологических нагрузок и возвращается назад. Еще одной формой такого «застревания» может стать погружение в русскоязычную среду, притом в ту ее часть, которая держится обособленно от местного населения, смотрит российское телевидение, чаще всего, поддерживает политику Кремля и враждебно относится к стране пребывания. Такая форма поведения тоже является своеобразным разрывом с новой страной, «внутренней эмиграцией» в процессе эмиграции.
Принято считать, что то, насколько быстро человек справится с «кризисной» фазой и вернется к нормальному процессу интеграции в новую среду, зависит в первую очередь от его личностных качеств, то есть уровня образования, психологической устойчивости, адекватности ожиданий и так далее. Однако разочарования касаются не только тех, кто имел явно завышенные ожидания от эмиграции. Человек вполне может столкнуться с самым настоящим случаем обмана, злоупотребления его статусом как эмигранта, подлости или откровенного предательства. Разумеется, от подобных вещей никто не застрахован и на родине, однако в своей стране подобные вещи переживаются совершенно иначе, чем за рубежом.
В обычной жизни окружающие вещи и события воспринимаются чаще всего фрагментарно: родной двор, школа, семья, соседи, друзья, любимая девушка, коллеги по работе. Поэтому взрослый человек не воспринимает обиду, нанесенную конкретным человеком, как удар со стороны «мира», «вселенной» или «страны». Он четко осознает: его предала вполне конкретная личность, и ее поступок совершенно не стоит того, чтобы уезжать из страны, тем более если его обидчик – не госслужащий.
Однако в эмиграции, особенно на первом ее этапе, каждая обида может подсознательно восприниматься как неприятие со стороны всей страны. Особенно это касается людей «патриотического» склада, искренне желающих обрести в эмиграции новую родину. Таким людям в принципе свойственно персонифицировать свои отношения с новой страной в целом, наполняя их категориями, характеризующими межличностные отношения (любовь, верность и так далее). К тому же эмиграция сама по себе является стрессом, и любые «удары», накладываемые на этот стресс и естественную незащищенность, проистекающую от эмигрантского статуса, лишь увеличивают уязвимость. Исходя из этого, проблемы, возникающие в новой стране, могут восприниматься намного тяжелее и глубже, и способны привести к ответному отторжению от нее.
В этом состоянии отторжения человеку важно найти поддержку друзей и единомышленников, что является естественной потребностью в условиях кризиса. Однако особенности сознания большей части российской диаспоры таковы, что человек, разочаровавшийся в новой стране и относящийся к ней критично, скорее всего, найдет безусловную поддержку своему состоянию только в прокремлевской части диаспоры. И здесь важно выделить третью группу причин, связанную с менталитетом диаспоры как таковой.
Свои и чужие
Поиск солидарности, как уже говорилось – естественная психологическая потребность любого человека, особенно переживающего состояние кризиса. Однако многие представители диаспоры, частности, в США, жаловались на отсутствие взаимопомощи в русскоязычной среде и даже на распространенность случаев мошенничества и откровенно негативного отношения по отношению к «своим».
Однако данная картина не совсем соответствует действительности. На самом деле взаимопомощь в среде русских американцев присутствует с той лишь разницей, что понятие «своих» в данном случае определяется не национальностью или гражданством, а принадлежностью к определенной группе. Иными словами, предельная идеологическая разделенность, свойственная современной России, «перекочевала» и за рубеж.
При этом непримиримость к противоположным взглядам естественным образом провоцирует логику борьбы и отсутствие полутонов. Если добавить к этому нехватку уважения к чужому опыту и личным границам, свойственную постсоветской культуре, становится понятным, почему человеку с негативным отношением к стране пребывания (даже продиктованным самыми уважительными причинами) трудно найти поддержку среди «проамерикански» настроенных россиян. Высказываемую им критику бывшие соотечественники могут принять за «российскую пропаганду», и вместо поддержки такой человек столкнется с дополнительной негативной реакцией. Конечно, такая тенденция не проявляется повсеместно, и все же в современном разделенном мире такому человеку будет легче найти поддержку среди людей, чьи взгляды на данный момент отвечают его психологическому состоянию.
Ситуация усугубляется тем, что не только моральная, но и практическая помощь осуществляется чаще всего в рамках соответствующей группы. К примеру, группы русскоязычных американцев в социальных сетях очень отличаются по взглядам. Среди них встречаются ярко выраженные просоветские или, напротив, диссидентские объединения. Эмигранты, давно живущие в США и больше сосредоточенные на американских реалиях, также довольно жестко делятся в зависимости от политических убеждений. Существуют как группы убежденных русскоязычных республиканцев, так и не менее активные противники Дональда Трампа. Члены этих сообществ часто непримиримо настроены по отношению к противоположному лагерю, но внутри групп могут возникнуть очень прочные дружеские связи и подлинная взаимопомощь.
Конечно, в ряде случаев подобное разделение размывается. К примеру, существуют называемые «девичьи» и родительские группы; либо страницы, посвященные работе, аренде недвижимости, бесплатным объявлениям или просто городам, где живут эмигранты, будь то Сан-Франциско, Сакраменто или Вашингтон. Нельзя сбрасывать со счетов и помощь профессионального сообщества, когда представители одной профессиональной сферы обычно помогают своим соотечественникам хотя бы тем, что делятся опытом. Однако на уровне неформальных дружеских контактов идеологическая разделенность до сих пор является одним из ключевых факторов построения связей, и ряд людей выбирает прокремлевские объединения лишь потому, что, по их словам, находит в них больше эмпатии и человечности.
Само по себе это не так плохо: возможность получить поддержку в трудностях и безопасно выразить и разделить свои негативные чувства – это один из необходимых этапов переживания и преодоления кризиса. В нормальных условиях период повышенной критичности к новой родине является временным и сменяется адаптацией. Однако, как уже говорилось, российские власти усиленно создают для россиян за рубежом особую среду, идеологически и ментально изолированную от страны пребывания. В результате эта среда, в кризисной ситуации воспринимаемая как утешение и источник комфорта, в дальнейшем может стать «психологической ловушкой», препятствующей подлинной ассимиляции. В дальнейшем такой человек может даже формально влиться в американское общество, но душой останется привязанным к своей «настоящей» родине, воплощенной в эмигрантских организациях.
Еще одним фактором, «унаследованным» из России, может являться бытовой национализм, который также способствует изоляции той части диаспоры, которая ему подвержена. Данная изоляция усугубляется практически полным отсутствием контента, идущего вразрез с кремлевской пропагандой, в русскоязычных СМИ США. Если не брать во внимание крупные Интернет-издания, русскоязычные газеты, распространяемые в местах компактного проживания общины (в русскоязычных церквях, магазинах и т.д.) часто либо находятся под косвенным влиянием прокремлевских структур, либо в лучшем случае выбирают коммерческую направленность и не затрагивают политические вопросы. При этом даже независимые издания вынуждены подстраивать свой контент под вкусы русскоязычного большинства, а значит, невольно могут стать проводниками кремлевской идеологии.
При этом, если повлиять на саму российскую пропаганду и ее доступность в США на данный момент не представляется возможным, то влияние на происходящие в диаспоре процессы на «низовом» уровне вполне реалистично. К примеру, представители русскоязычного сообщества могли бы попробовать создать независимые от государства и консульств правозащитные организации по примеру некоторых латиноамериканских движений. К слову, такие попытки уже предпринимаются, но пока они еще не достигли серьезной известности. При наличии определенного финансирования возможно издание русскоязычных американских СМИ, не зависимых от предпочтений «пропутинского большинства». И, конечно, увеличение эмпатии и желания помочь соотечественникам в самой диаспоре тоже могли бы стать для кого-то альтернативой прокремлевской «внутренней эмиграции».
Ксения Кириллова, tverezo.info
Англоязычный оригинал публикации доступен на сайте Geopolitical Matters.
